Caezar, про единение с природой и ненужность такого общества, ты говорил?
Статья из журнала НЛО №30 за 2003 г.ЭСКАПИЗМ – Синдром отшельника.
Тяга к «простой» жизни, недовольство действительностью, оскорбления, издевки окружающих, а также войны – все это может заставить ранимую душу искать уеденения. Иногда – на годы долгие, а то и на веки вечные…
Вот, скажем в мае 2003 появился в СМИ снимок Явы Амира из Ирака. В течение 21 года он прятался от людей Саддама Хусейна – боялся казни, смерти. Все это время Ява не покидал узкую щель между двумя стенами, которая стала его убежищем. Многие из тех, кого ожидала та же участь, сбежали за границу, а этот затаился. И лишь когда режим Саддама пал, Амир – а ему был уже 41 год – впервые вышел из укрытия и поведал людям свою историю. Его мать, Рамзия Хадди, была невыразимо счастлива: « У меня такое чувство, как будто я родила его снова», - сказала она.
Это далеко не первый случай, когда человек уходит из жизни общества на долгие годы. В августе 2001 года в болотистых джунглях Гондураса нашли 72-летнего Саломона Видеса – он скрывался от всех и вся 32 года! В 1969 году, когда он мирно работал на ферме, в страну вторглись войска, Как впоследствии оказалось, война длилась всего 100 часов – вмешалось мировое сообщество. Саломон однако, этого не знал. К тому времени он уже бежал в соседнюю Гватемалу. На границе его схватили и вместе с другими пленниками бросили в барак. Оттуда ему удалось бежать. С тех пор он и жил в джунглях, питаясь фруктами, кореньями, рыбой и черепахами. Одиночество оставило свои следы, 72-летний Саломон говорит с трудом, заикается, У него впалые щеки, а сил не хватает, даже чтобы открыть жестянку с лимонадом. Дома его уже не искали – считали погибшим и даже молились за упокой его души.
Есть люди, избравшие такой образ жизни как бы «автоматически», по жизненным перипетиям. Вот например «муромский отшельник», Владимир Москалёв. Родился в лагере, где мать в сталинские времена отбывала десятилетний срок. Да так и остался в этих местах, недалеко от бывшего лагеря. Около двух десятилетий является он единственным жителем заброшенной деревни во Владимирской области. Живет с тремя кошками, двумя собаками и великим множеством ужей. Занимается резьбой по дереву, воздвигает скворечники по периметру сада, здесь их уже 44, собирает грибы, выращивает в теплицах огурцы и помидоры, а на городе – морковка, свекла и лук. В пруду ловит мелкую рыбешку. А зимой, когда вокруг все заметает снег, берется за краски и кисть. Его картины к тому же неплохо продаются.
Сегодня причиной появления «лесных жителей» нередко становится дедовщина в армии. Бывшего военнослужащего, 23-летнего Виктора Боровика, нашли полуживым – 40% поверхности его тела было покрыто ожогами, плоть уже гнила, в ранах завелись черви. Скрывавшийся в течении пяти лет в землянке площадью около 5 квадратных метров. Виктор пережил на Камчатке и 40-градусные морозы, и одиночество, и отчаяние. В свое время он пошел в армии с радостью. Однако испытания дедовщиной не выдержал – сбежал. Неделю скрывался, позже выступил на телепередаче и рассказал, как над ним измывались. Его перевели в другую часть, но и там оказалось не лучше. Он снова сбежал, но его опять поймали, и он попал в совсем уже невыносимые условия. И снова побег. На этот раз Виктор построил себе укрытие в чаще леса. На ближайших дачах украл плиту, топор, кое-что из посуды и радиоприемник. Питался рыбой, ставил ловушки на зверя. Иной раз удавалось подработать на стройках в ближайших городах, но тогда Виктор покупал дешевую водку, и напивался. Но однажды напившись, он «отключился», и убежище сгорело. Потом больница и снова по кругу. Об этом писалось и в таких известных изданиях, как Times и Sunday Times.
Мотивы отшельничества, конечно, бывают и не столь драматичными. Василий Воробьев, учитель из Воронежской области, три года прятался на чердаке школы – после того как директор назвал его невеждой. Из классных комнат он потихоньку таскал учебники, а из школьно кухни – топливо, овощи и крупы. Иногда ловил голубей. Его жена Тамара, тоже учительница, давно считала мужа погибшим. Поймали его случайно, ночью сельчане заметили свет на чердаке школы.
Уход из общества себе подобных называют термином «эскапизм» (от лат. «сбежать»). Практически в любом обществе это слово имеет отрицательный оттенок, ибо ассоциируется с неспособностью человека достойно противостоять реалиям жизни. И все же все же в какой-то степени все мы эскаписты. Поначалу люди в массе своей норовили уйти из природы в культуру. Теперь они пытаются уходить (хотя бы на время) из культуры в природу. Внутренне человек ощущает зов природы. Но каждый уходит «назад в природу», по-своему. Одному достаточно провести выходной на даче, а другой желает уйти от людской суеты навеки, чтобы уже никогда не читать газет, не слышать о войнах и коррупции. И напрасно говорят, будто эскапизм – это следствие депрессии или поиска легкой жизни. Нет, иной человек уходит от «невыносимой легкости бытия», в ту жизнь, где снова надо колоть дрова, носить воду из озера, засевать поля в ручную – там он опять он обретает самоуважение.
Прошлым летом обозреватель «Российской газеты» Олег Нехаев рассказывал о своих встречах с отшельниками в абсолютно диких местах Сибири. В Саянах, на Агульском озере, живет среди несказанной красоты Иван Жуков. И никаких признаков душевной болезни у него не обнаруживается. Добровольно охраняет заповедное озеро и лес от браконьеров. А с Василием Колпаковым журналист познакомился в Приангарье, на таежной речке Чадобец. У этого отшельника, вместо рук - культи. После выхода из больницы все вокруг жалели Василия, и он постепенно стал узником своей беспомощности. В какой-то момент понял: чтобы выжить, нужно отгородится от убивающего сочуствия людей. Иначе пропадет. Вот и поселился среди белых кувшинок и черных аистов. А к отшельнику из отшельников, староверу Петру Харину добирался Олег на резиновой лодке по порожистой Бирюсе полторы недели. «Лет пятнадцать было все у него, и большая семья, и дом, и хозяйство, и привычные житейские радости. Но когда дети выросли, он сел в свое суденышко, и отчалил от общинного берега. Получается, что староверы ушли подальше от мира, а Харин еще дальше от своих же единоверцев». Нет, и у этого никакой угрюмости, озлобленности не замечено. В тайге он не гость и не хозяин. Такой же обитатель как звери и птицы.
Весной 2002 года стало впервые известно о Фаине Басалаевой, которая прожила в Красноярской тайге 70 лет. Когда-то, еще в 1930-х годах, ее отец увел сюда свою жену и семерых дочерей. Построили дом, вели свое хозяйство, ни с кем не общались, читали старинные книги.
Фаину не случайно называют «вторая Агафья». Отшельницу Агафью Лыкову, кто же теперь не знает! Проживает она всю жизнь в труднодоступном районе тайги в Хакасии, в устье реки Еринат. После смерти родителей и братьев осталась одна. Впрочем, ее жизнь стала теперь не совсем затворнической. Несколько лет назад сам губернатор Кемеровской области Аман Тулеев взял шефство над Агафьей. За это время и крышу избы починили, и пол перестелили, и печку подправили, и козочку молочную дали, продукты питания стали два раза в год возить. А был случай – на лечение вертолетом возили, к горячему ключу. Иногда наведываются к Агафье журналисты, геологи. Приносят с собой подарки (иногда болезни). Рассказывают правда, что товары со штрих-кодами на упаковке Агафье не принимает, говорит, что они от «беса». Вошли в быт Агафьи и технические средства – радио, бензопила «Дружба», будильник. Да и люди – монахини – тоже теперь составляют ей компанию.
Как сообщалось в газете «Республика Татарстан» 14 марта 2002 года, там тоже есть своя «Лыкова», известная как «баба Лена». Ей 81 год, однако на вид не дашь и 60 – и выглядит моложаво, и двигается энергично. Живет она в деревне Новое Сумароково, которая состоит лишь из единственного двора – хозяйства Елены Васильевны Гончар. В небольшом крестьянском доме, срубленном из осины полвека назад, - четыре собаки, две упитанные кошки, пестрые курочки, черный теленок с белой звездой во лбу, стайка гусей. Когда-то жили тут они с мужем и дочерью, но муж умер, а дочь уехала. Образок в избе висит, однако главной своей религией баба Лена считает труд, а главным средством от всех болезней – молоко.
На Украине во время избирательной компании 2002 года случайно нашли в черниговских лесах четыре хутора-скита старообрядцев, предки которых поселились здесь в XVIII веке. И никто из этих людей, живущих в полной изоляции от внешнего мира, не представлял, что творилось вокруг все эти годы.
Бывает, хотя и редко, что отшельники все-таки возвращаются к людям. Прошлой осенью в Иркутской области вышли из леса люди, прожившие в тайге 13 лет. Перед тем как уйти в тайгу, Виктор и Анна Антипины сожгли свои паспорта. За годы жизни в тайге у супругов родилось четверо детей, которые ни разу не покидали людей, и не видели людей. Родители научили их читать, писать и вести домашнее хозяйство, составили для них специальный справочник – как готовить еду и лечится. Но видимо сердце матери все же не выдержало. А глава семьи так и остался в тайге, отказавшись выходить к людям.
Но может быть эскапизм характерен только для россиян? В наших необъятных просторах и в самом деле нетрудно затеряться. Нет, отшельники есть повсюду, В США например, их тоже немало. А тот, кто читал книгу японского романиста Кобо Абэ «Женщина в песках», знает, что проблема ухода людей из общества характерна и для Японии, которая в 45 раз меньше России. «Хикикомори» или «синдром отшельника» получает там все большее распространение. Японцы как-то опубликовали статистику на этот счет, число скрывающихся, где-то между 500 тысячами и миллионом, а 41% сбежавших – люди в возрасте 31 год и старше, а 8% скрываются 10 лет и дольше.
Во всех этих случаях мы имеем дело с нежеланием принимать мир таким, каков он есть. Жизнь страшна не только жестокостью, но – и нередко – бессмысленностью: ради чего все эти муки, страхи, жертвы? И потому человек уходит туда, где сеть четкое деление на хорошее и плохое. Ученые приходят к поражающему выводу: самыми тяжкими формами одиночества страдают как раз те, кто постоянно находится среди людей. Нам всем нужно хотя бы иногда оставаться наедине с собой. Но вот как раз на это – на встречу с собой – времени у нас и не хватает…
Вера Гофман.
